Сгусток добра

"Никакого кризиса нет. Есть сложности - это да, - так, по сообщению агентства РИА «Новости», аргументировал губернатор свою просьбу. - Понятно, что востребованность наших ресурсов, временно сокращена, но это долго происходить не будет».

Ну как тут не вспомнить пелевинское

Один раз он встретился у себя в кабинете с редакторами городских газет; во время  беседы он  в  мягкой  и  деликатной форме постарался объяснить им, что выражения "бандит" и "вор",  которыми  злоупотребляют  средства массовой  информации,  уже  давно  перестали  быть  политически корректными.  Больше  того,  сказал Ванюков, эти слова вводят людей в заблуждение - слово "вор" как бы допускает, что человек, которого так называют, может вылезти из  своего  "Линкольна"  и  полезть  в  чью-то  форточку, чтобы украсть  кусок  мяса   из   кастрюли   со   щами   (стенограмма зафиксировала  дружный  смех  редакторов),  а  термин  "бандит" подразумевает,  это  такого  человека   ищет милиция (опять зафиксированный   стенограммой   смех).  На  вопрос,  каким  же термином  обозначать   вышеперечисленные   категории   граждан, Ванюков ответил, что лично ему очень нравится выражение "особый экономический субъект", или сокращенно "Оэс". А те  журналисты, которые   любят   выражаться   витиевато  и  фигурально,  могут пользоваться словосочетанием "сверхновый русский".

- Кто такие? - низким голосом спросил барон.
- Сережи Монголоида бойцы, - сказал один из них, не разгибаясь.
- Как сюда попали? - спросил барон.
- Нас по ошибке завалили, командир.
- Я вам не командир, - сказал барон. - А по ошибке никого не валят.
- В натуре, по ошибке, - жалобно сказал второй. - В сауне. Думали, что там Монголоид договор подписывает.

Демократия, либерализм — это все слова на вывеске... А реальность похожа, извините за выражение, на микрофлору кишечника. У вас на Западе все микробы уравновешивают друг друга, это веками складывалось. Каждый тихо вырабатывает сероводород и помалкивает. Все настроено, как часы, полный баланс и саморегуляция пищеварения, а сверху — корпоративные медиа, которые ежедневно смачивают это свежей слюной. Вот такой организм и называется открытым обществом — на фиг ему закрываться, он сам кого хочешь закроет за два вылета. А нам запустили в живот палочку Коха — еще разобраться надо, кстати, из какой лаборатории, — против которой ни антител не было, ни других микробов, чтобы хоть как то ее сдержать. И такой понос начался, что триста миллиардов баксов вытекло, прежде чем мы только понимать начали, в чем дело. И вариантов нам оставили два — или полностью и навсегда вытечь через неустановленную жопу, или долго долго принимать антибиотики, а потом осторожно и медленно начать все заново.

— Вы знаете историю про барона Мюнхгаузена, который поднял себя за волосы из болота?
— Знаю, — сказал шофер. — В кино даже видел.
— Реальность этого мира имеет под собой похожие основания. Только надо представить себе, что Мюнхгаузен висит в полной пустоте, изо всех сил сжимая себя за яйца, и кричит от невыносимой боли. С одной стороны, его вроде бы жалко. С другой стороны, пикантность его положения в том, что стоит ему отпустить свои яйца, и он сразу же исчезнет, ибо по своей природе он есть просто сосуд боли с седой косичкой, и если исчезнет боль, исчезнет он сам.
— Это тебя в школе так научили? — спросил шофер. — Или дома?
— Нет, — сказала я. — По дороге из школы домой. Мне ехать очень долго, всякого наслушаешься и насмотришься. Вы пример поняли?
— Понял, понял, — ответил он. — Не дурак. И что же твой Мюнхгаузен, боится отпустить свои яйца?
— Я же говорю, тогда он исчезнет.
— Так, может, лучше ему исчезнуть? На фиг нужна такая жизнь?
— Верное замечание. Именно поэтому и существует общественный договор.
— Общественный договор? Какой общественный договор?
— Каждый отдельный Мюнхгаузен может решиться отпустить свои яйца, но…
...
— Что «но»? — спросил шофер.
— Но когда шесть миллиардов Мюнхгаузенов крест накрест держат за яйца друг друга, миру ничего не угрожает.
— Почему?
— Да очень просто. Сам себя Мюнхгаузен может и отпустить, как вы правильно заметили. Но чем больней ему сделает кто то другой, тем больнее он сделает тем двум, кого держит сам. И так шесть миллиардов раз. Понимаете?